Неточные совпадения
Но сознание того, что он признает всякую
помощь невозможною, чувствовалось
больным и раздражало его.
Учитель с горя принялся пить; наконец и пить уже было ему не на что;
больной, без куска хлеба и
помощи, пропадал он где-то в нетопленной забытой конурке.
Вошел доктор, аккуратный старичок, немец, озираясь с недоверчивым видом; подошел к
больному, взял пульс, внимательно ощупал голову и с
помощью Катерины Ивановны отстегнул всю смоченную кровью рубашку и обнажил грудь
больного.
Однажды мужичок соседней деревни привез к Василию Ивановичу своего брата,
больного тифом. Лежа ничком на связке соломы, несчастный умирал; темные пятна покрывали его тело, он давно потерял сознание. Василий Иванович изъявил сожаление о том, что никто раньше не вздумал обратиться к
помощи медицины, и объявил, что спасения нет. Действительно, мужичок не довез своего брата до дома: он так и умер в телеге.
Холостые люди, по его мнению, были те же фагоциты, назначение которых состояло в
помощи слабым,
больным частям организма.
Был вызван из Узла доктор Сараев, но
больной уже не нуждался ни в чьей
помощи: смерть была не за горами.
— Отчего же вы отказываетесь помочь мне теперь, когда я, седым,
больным стариком, обратился к вашей
помощи… Ведь я же доверял вам, когда вы еще ничего не имели!
Мысль потерять отца своего тягостно терзала его сердце, а положение бедного
больного, которое угадывал он из письма своей няни, ужасало его. Он воображал отца, оставленного в глухой деревне, на руках глупой старухи и дворни, угрожаемого каким-то бедствием и угасающего без
помощи в мучениях телесных и душевных. Владимир упрекал себя в преступном небрежении. Долго не получал он от отца писем и не подумал о нем осведомиться, полагая его в разъездах или хозяйственных заботах.
Призвали наконец и доктора, который своим появлением только напугал
больную. Это был один из тех неумелых и неразвитых захолустных врачей, которые из всех затруднений выходили с честью при
помощи формулы: в известных случаях наша наука бессильна. Эту формулу высказал он и теперь: высказал самоуверенно, безапелляционно и, приняв из рук Степаниды Михайловны (на этот раз трезвой) красную ассигнацию, уехал обратно в город.
Однажды мне пришлось с другим членом правления Союза писателей быть у Калинина, чтобы хлопотать об освобождении из тюрьмы М. Осоргина, арестованного по делу комитета
помощи голодающим и
больным.
О медицинской
помощи, о вызове доктора к заболевшему работнику тогда, конечно, никому не приходило в голову. Так Антось лежал и тихо стонал в своей норе несколько дней и ночей. Однажды старик сторож, пришедший проведать
больного, не получил отклика. Старик сообщил об этом на кухне, и Антося сразу стали бояться. Подняли капитана, пошли к мельнице скопом. Антось лежал на соломе и уже не стонал. На бледном лице осел иней…
Рассказ прошел по мне электрической искрой. В памяти, как живая, стала простодушная фигура Савицкого в фуражке с большим козырем и с наивными глазами. Это воспоминание вызвало острое чувство жалости и еще что-то темное, смутное, спутанное и грозное. Товарищ… не в карцере, а в каталажке,
больной, без
помощи, одинокий… И посажен не инспектором… Другая сила, огромная и стихийная, будила теперь чувство товарищества, и сердце невольно замирало от этого вызова. Что делать?
С истеричною
больной сделался припадок, доктор бросился к ней на
помощь, позабыв об оставленной на столе рукописи, — этого было достаточно, чтоб имя таинственного корреспондента, давно интриговавшего все Заполье, было раскрыто.
Больных, обращавшихся за медицинскою
помощью в 1889 г., было 11309; но так как большинство каторжных в летнее время живет и работает далеко вне тюрьмы, где лишь при больших партиях находятся фельдшера, и так как большинство поселенцев, за дальностью расстояния и по причине дурной погоды, лишено возможности ходить и ездить в лазареты, то эта цифра касается главным образом той части населения, которое живет в постах, вблизи врачебных пунктов.
Обращавшихся за медицинскою
помощью в 1889 г. было 11309; в медицинском отчете, откуда я беру эту цифру, ссыльные и свободные показаны нераздельно, но составитель отчета замечает, что главный контингент
больных составляли ссыльнокаторжные.
Что же касается до больницы, то она заменялась тем, что добрая княжна лично ходила по избам, где оказывались
больные, и подавала им
помощь по лечебнику Енгалычева.
В одну из таких светлых минут доложили, что приехал «новый». Старик вдруг вспрянул и потребовал чистого белья. «Новый» вошел, потрясая плечами и гремя саблею. Он дружески подал
больному руку, объявил, что сейчас лишь вернулся с усмирения, и заявил надежду, что здоровье почтеннейшего старца не только поправится, но, с Божиею
помощью, получит дальнейшее развитие. Старик был, видимо, тронут и пожелал остаться с «новым» наедине.
Оказать серьезную
помощь сорока приходящим
больным от утра до обеда нет физической возможности, значит, поневоле выходит один обман.
Сама княгиня не поехала к своей подруге, так как она ждала к себе Миклакова, но денег ей, конечно, сейчас же послала и, кроме того, отправила нарочного к Елпидифору Мартынычу с строгим приказанием, чтобы он сейчас же ехал и оказал
помощь г-же Петицкой. Тот, конечно, не смел ослушаться и приехал к
больной прежде даже, чем возвратилась ее горничная.
Освобождают женщину на курсах и в палатах, а смотрят на нее как на предмет наслаждения. Научите ее, как она научена у нас, смотреть так на самую себя, и она всегда останется низшим существом. Или она будет с
помощью мерзавцев-докторов предупреждать зарождение плода, т. е. будет вполне проститутка, спустившаяся не на ступень животного, но на ступень вещи, или она будет то, что она есть в большей части случаев, —
больной душевно, истеричной, несчастной, какие они и есть, без возможности духовного развития.
Я поспешил к ним на
помощь и, пособляя положить на диван
больную, не заметил сначала, что посреди комнаты в открытом гробе лежит усопший.
Возвратясь домой, Бегушев свою ленивую и распущенную прислугу пришпорил и поднял на ноги; прежде всего он позвал Минодору и велел ей с
помощью мужа, лакеев и судомоек старательно прибрать отделение его покойной матери, как самое удобное для помещения
больной.
Благодаря великодушному вспомоществованию петербургского климата болезнь пошла быстрее, чем можно было ожидать, и когда явился доктор, то он, пощупавши пульс, ничего не нашелся сделать, как только прописать припарку, единственно уже для того, чтобы
больной не остался без благодетельной
помощи медицины; а впрочем, тут же объявил ему чрез полтора суток непременный капут.
«Мой любезный Савелий Никандрыч! Нечаянное известие заставляет меня сию минуту ехать в Петербург. Я слышал, что Анне Павловне хуже, посылаю вам две тысячи рублей. Бога ради, сейчас поезжайте в город и пользуйте ее; возьмите мой экипаж, но только не теряйте времени. Я не хочу
больную обеспокоить прощаньем и не хочу отвлекать вас. Прощайте, не оставляйте
больную, теперь она по преимуществу нуждается в вашей
помощи. Эльчанинов оказался очень низким человеком.
— Чего тут
больная! Она умирает, а ее спрашивать, хочет ли она
помощи. Я сейчас возьму ее.
Но кроме этих, весьма существенных, выгод, было еще обстоятельство, которое я считал не менее важным, — и не ошибся: в том же доме, в ближайшем соседстве от Писарева, жила наша первая актриса, М. Д. Синецкая; она любила Писарева, как брата, и я был уверен, что она не оставит его без участия и
помощи, а умного женского участия при постели
больного — ничто заменить не может.
С
помощью Кокошкина, который любил Писарева и принимал в нем большое участие, я устроил по возможности уход около
больного.
Из такого побуждения Орлов совершал разные рискованные вещи, вроде того, что единолично, не ожидая
помощи товарищей и надрываясь, тащил коренастого
больного с койки в ванну, ухаживал за самыми грязными
больными, относился с каким-то ухарством к возможности заражения, а к мёртвым — с простотой, порою переходившей в цинизм.
Я подал ему маленькое круглое зеркало; Кузьма попросил меня посветить ему и с
помощью зеркала осмотрел
больное место. После этого осмотра лицо его потемнело, и, несмотря на то, что мы втроем старались занять его разговорами, он весь вечер не вымолвил ни слова.
Больная осталась бы без
помощи, если б Марья Гавриловна от себя не послала в город за лекарем.
Мне особенно ярко вспоминается моя первая трахеотомия; это воспоминание кошмаром будет стоять передо мною всю жизнь… Я много раз ассистировал при трахеотомиях товарищам, много раз сам проделал операцию на трупе. Наконец однажды мне предоставили сделать ее на живой девочке, которой интубация перестала помогать. Один врач хлороформировал
больную, другой — Стратонов, ассистировал мне, каждую минуту готовый прийти на
помощь.
Но если меня позовут к
больному, которому нужна немедленная
помощь?
Это значит, что врачи не нужны, а их наука никуда не годится? Но ведь есть многое другое, что науке уже понятно и доступно, во многом врач может оказать существенную
помощь. Во многом он и бессилен, но в чем именно он бессилен, может определить только сам врач, а не
больной; даже и в этих случаях врач незаменим, хотя бы по одному тому, что он понимает всю сложность происходящего перед ним болезненного процесса, а
больной и его окружающие не понимают.
Ну, а чем же виноват
больной, который обращается к врачу за
помощью, а должен ему платить за удовольствие безрезультатно лечиться по «способу, выработанному наукой»?
Неожиданное ухудшение в состоянии поправляющегося
больного, неизлечимый
больной, требующий от тебя
помощи, грозящая смерть
больного, всегдашняя возможность несчастного случая или ошибки, наконец, сама атмосфера страдания и горя, окружающая тебя, — все это непрерывно держит душу в состоянии какой-то смутной, не успокаивающейся тревоги.
Я все время хочу лишь одного: не вредить
больному, который обращается ко мне за
помощью; правило это, казалось бы, настолько элементарно и обязательно, что против него нельзя и спорить; между тем соблюдение его систематически обрекает меня во всем на полную неумелость и полный застой.
У
больного болезнь излечимая, но требующая лечения долгого и систематического; неделя-другая лечения не дала
помощи, и
больной машет рукою на врача и обращается к знахарю.
Кое-как я нес свои обязанности, горько смеясь в душе над
больными, которые имели наивность обращаться ко мне за
помощью: они, как и я раньше, думают, что тот, кто прошел медицинский факультет, есть уже врач, они не знают, что врачей на свете так же мало, как и поэтов, что врач — ординарный человек при теперешнем состоянии науки — бессмыслица.
То, что в течение последнего курса я начинал сознавать все яснее, теперь встало предо мною во всей своей наготе: я, обладающий какими-то отрывочными, совершенно неусвоенными и непереваренными знаниями, привыкший только смотреть и слушать, а отнюдь не действовать, не знающий, как подступиться к
больному, я — врач, к которому
больные станут обращаться за
помощью!
А тетя Полли и Гильдегарда теперь и пришли к нам с нарочитою целью — принести облегчение
больным, которых было полдеревни и которые валялись и мерли в своих промозглых избах без всякой
помощи.
На другой день перед обедом, когда тетя Полли и Гильдегарда, с
помощью отца и двух дворовых, перекладывали в риге
больных на свежие подстилки из кострики, на которую разостлали рогожи, в ригу неожиданно вошел исчезнувший по осени с нашего горизонта майор Алымов, а за ним шли его легавый «Интендант» и мальчик с табачным кисетом и с трубкой.
Варенька — образец самоотвержения. Она никогда не думает о себе, спешит всюду, где нужна
помощь, ухаживает за
больными, — всегда ровная, спокойно-веселая. Кити, брошенная Вронским, знакомится с нею за границей. «На Вареньке Кити поняла, что стоило только забыть себя и любить других, и будешь спокойна, счастлива и прекрасна. И такою хотела быть Кити. Поняв теперь ясно, что было самое важное, Кити тотчас же всею душою отдалась этой новой, открывшейся ей жизни».
— Что? — крикнул азартно Форов, — вы врете! Вы обязаны дать
больному помощь! — и тотчас же, оборотясь к двум проходящим солдатам, сказал...
Лара вдруг обнаружила быстрейшую распорядительность: она, с
помощью двух слуг и Катерины Астафьевны с генеральшей, в несколько минут обратила комнату брата в удобное помещение для
больного и, позвав врача, пользовавшего Подозерова, объявила Форовой и Синтяниной, что
больной требует покоя и должен остаться исключительно на одних ее попечениях.
Нравственное излечение человека не может быть достигнуто при
помощи нравственного сознания, которое и делает человека
больным.
Амбулатория у меня полна
больными. Выздоровление Черкасова, по-видимому, произвело эффект. Зареченцы, как передавала нам кухарка, довольны, что им прислали «настоящего» доктора. С каждым
больным я завожу длинный разговор и свожу его к холере, настоятельно советую быть поосторожнее с едою и при малейшем расстройстве желудка обращаться ко мне за
помощью.
Мне однажды пришлось обратиться с
больными глазами к его
помощи (на дому у него).
Увидев слезы, он плачет; около
больного он сам становится
больным и стонет; если видит насилие, то ему кажется, что насилие совершается над ним, он трусит, как мальчик, и, струсив, бежит на
помощь.
Ведь на сцене все приходится играть: и старух, и калек, и убогих, и
больных, и глупых, и злых, и добродушных. И каждое лицо можно изменять и делать неузнаваемым при
помощи пасты, красок и других атрибутов. Можно загримироваться негром, индусом, турком или же историческим лицом.
Но все понимали, что этого сделать невозможно: в соседнем госпитале был доктор Султанов, была сестра Новицкая; с ними наш корпусный командир вовсе не желал расставаться; пусть уж лучше
больная «святая скотинка» поваляется сутки на голых досках, не пивши, без врачебной
помощи.